Я не любил его и ревновал

К его среди солдат авторитету,

Он боевой удачей раздражал

И молчаливостью своей при этом.

Я не любил его за прямоту,

За резкую в докладах «правду-матку»,

За службу без рисовки его – ту,

Которой был он верен без остатка.

Я не любил его за злой прищур,

С которым он следил за ловкачами

И за его готовность «драть семь шкур»

С солдат, которых делал он бойцами.

Я не любил его за хриплый смех,

За то, что он влюблен был с детства в небо,

За то, что лучшим был в полку из всех,

За то, что я таким по жизни не был.

…Он не готов был к выстрелу в упор

От пацана чеченского при встрече

И эхо, прогремев, скатилось с гор,

Беду швырнув нам по пути в тот вечер.

Он не велел нам трогать пацана:

«Мы не с детьми воюем здесь, ребята!

Его волчонком сделала война,

Из детства напрочь выдернув когда-то…»

Он на меня взглянув, шепнул: «Не злись!

Все будет хорошо…» И смежил веки.

А я молил: «Постой! Не торопись…»

Но он ушел, увы, от нас навеки.

Как будто кто в душе «стоп-кран» сорвал!

Дождь моросящий с неба нудно капал.

Все разошлись. А я…над ним стоял

И, не таясь ни от кого, заплакал…

Мытищи, 2014